Форум Боровичского поискового отряда "Звезда"

И.Дедюхова. "ОГОНЕК"Скрытый текст

Огонёк

То, что в бабинькину квартиру его больше не пустят, Васечка понял только тогда, когда дяденька Петров, который раньше был таким хорошим и добрым, вдруг отобрал у него ключ от большой железной двери от подъезда и сказал: «Вали отсюда, дурак гунявый, а то хозяин вспомнит о тебе, так мало не покажется! Чтоб близко твоего духа здесь не было! Благодари Бога, что живой остался, и хозяину на глаза не кажись! Если хозяин узнает, что ты живой, то он во мне первом дырку сделает! Но тебя я все равно успею замочить! Понял? Пошел, пошел, убогий!»

Васечка очень испугался этих слов и побежал от дяденьки Петрова. Он бежал очень долго, а когда устал, то вспомнил, что забыл надеть зимние ботинки, шарф и варежки. Возвращаться домой было теперь нельзя, Васечка знал, что дяденька Петров говорил правду. Он очень боялся хозяина дяденьки Петрова и был благодарен, что тот оставил его в живых, но как теперь жить в домашних тапочках Васечка не знал. Он хотел вернуться домой и попросить вернуть ему хотя бы ботинки, но не хотел, чтобы в дяденьке Петрове кто-то делал из-за него дырку.

Почему же бабинька померла? Как она могла оставить его одного? Раньше она всегда следила, как Васечка одет, давала кушать и читала сказки перед сном. Раз в месяц ей приносили деньги, на которые она покупала крупу и молоко. Деньги приносила всегда тетя Маша, и бабинька ей говорила: «Вот, Васечка, опять про нас с тобой вспомнили!» Ах, какую кашу варила бабинька! Васечка даже сглотнул слюну и вспомнил, что очень давно не кушал. А кашу он вообще не кушал с тех самых пор, как бабинька утром вдруг не проснулась. Васечка тогда долго ее будил, пока не понял, что она уже не поднимется.

Предательская смерть бабиньки снова сделала боль в Васечкиной голове. Боль разрасталась, и он понимал, что ему надо куда-то с ней притулиться, иначе он упадет прямо на улице. Он хотел зайти в какой-нибудь подъезд, но на всех домах стояли черные железные двери, а ключей у Васечки не было. Он, покачиваясь от боли, подошел к одной такой двери и поковырял ее ногтем. Она, конечно, не поддалась, но тут к подъезду подошли мужчина и женщина.

— Вы, из какой квартиры, мужчина? Если ни из какой, то идите-ка отсюда! Давай, давай, вали! Мычит еще! — сказала женщина, отпихивая Васечку от спасительного тепла.

— Тань, ты, в натуре, не просекаешь ситуации, — внезапно оборвал ее мужчина. — Видишь, мужик — в тапках. Покурить вышел мужик! А то, что мычит и не в себе малость, так это же очевидно — пятницу отметил мужик. Я правильно, мужик, рассуждаю? А тут какая-то жаба, Тань, извини, вроде тебя, дверь у подъезда захлопнула! А мужик расслабился и ключи не взял, верно? А если ты, Тань, еще возникать будешь, то я и в ухо могу... Заходи, мужик, не стесняйся!

Васечка робко зашел в подъезд и быстро стал подниматься на самый верх. Супружеская пара отстала где-то на третьем этаже. Васечка успел устроиться у батареи и погрузился в свинцовые волны боли...

Директор средней школы №8 Заварзина Наталия Ивановна возвращалась с работы домой, как всегда, в одиннадцатом часу вечера. Возле стояка центрального отопления шевелился какой-то мужик. Лампочку на этаже опять кто-то свинтил, и в лунном свете Наталия Ивановна увидела на шишковатой голове большие глаза, в которых стояли слезы.

— Я в туалет хочу и кушать,— неожиданно высоким голосом пятилетнего ребенка сказал мужчина и заплакал.

Проклиная все на свете, Наталия Ивановна повела это чудо за собой, потому что понимала, что не сможет просто закрыть дверь, зная, что на площадке сидит голодный и обсиканный человек.

За ужином Васечка, как мог, рассказал Наталии Ивановне свою историю. Довольно осмысленно он просил только об одном — не сдавать его в больницу, потому что ему там — бобо. Но и оставить его жить у себя дома она не могла. В сущности, домой Наталия Ивановна приходила только переночевать. Единственное, что она могла для него сделать — это тайком поселить в небольшой школьной подсобке, где второй год тайно от комиссий санэпиднадзора и ГОРОНО обитал хитрый школьный пес Пират. Эта мысль нравилась ей все больше и больше. Действительно, Васечка в целом, кроме некоторых незначительных деталей, производил приятное впечатление. А они все равно не могли найти на нищенскую ставку воспитателя группы продленного дня у младших классов. Да и бдительный дежурный в блоке малышей по нынешним временам был совсем не лишним. Глядя, как он аккуратно подбирает крошки со стола, Наталия Ивановна решила, что в принципе, Васечка вполне может прокормиться вместе со школьной уборщицей Кузминишной, также жившей при школе, и Пиратом кашей и котлетками, остававшимися после первоклашек. Кузминишна второй год уговаривала Наталию Ивановну из-за этих котлеток завести поросенка, ну вот Бог бабе и послал...

— Нет, нам ведь своих дураков мало! Мы их будем по подъездам у батарей собирать! Мы тут скоро сами свою фамилию с этими придурками позабудем и адрес свой домашний! Мы только мычать начнем и всех дядями и тетями называть! А на кого пенять, если сама я — тоже дура окаянная? Ведь звал меня в работницы Владимир Сергеевич, звал! На все готовое звал! Так я на комнату польстилась, на обещание, что пенсию оформят и в богадельню пристроят. В деревне надо жить! В деревне! Там хоть все дураки при деле, по улицам не шастают! Иди опять воду меняй! И тряпку надо вот так выжимать! Сильнее!

Кузминишна хоть и орала для порядка на Васечку, но быстро оценилала выгодность его безропотной подмоги, тем более что наряды закрывались только ей, поскольку бездокументного Васечку никто и не посмел оформить на работу официально. А через неделю она обнаружила в нем массу необходимых в хозяйстве талантов. Дурак дураком, а руки у него помимо головы прекрасно справлялись и с плотницкой и со столярной работой. Да и сам он был здоровый мужик, а у Кузминишны уже начинала разламываться спина от тяжелых мусорных бачков. Поэтому она принялась ревностно следить за тем, чтобы буфетчица Дуська не зарывалась и делила с ними поровну оставшуюся от младших классов снедь. Со старших взять было нечего, они все школьное питание сметали дочиста. Вот только с одеждой на Васечку была большая проблема. В школу его Наталия Ивановна привела в разношенных женских сапогах, на складе они нашли ему старые лыжные ботинки, но всей проблемы это не решало. Васечка начинал покашливать, поэтому огребаться от снега во двор Кузминишна его не пускала.

— Вот садись здесь, Васечка и следи, чтобы никакие сволочи и хулиганы в блок младших классов не проникали! — сказала Наталия Ивановна, а и из-за ее спины на Васечку фыркнула учительница младших классов Светлана Петровна — молодая веселая тетенька. Потом все ушли, и Васечка остался в коридорчике младших классов один. Он неловко сел на колченогий стул и с ужасом стал ждать прихода хулиганов и сволочей. Он не знал, чем мог бы помочь Наталии Ивановне и другим тетенькам, которые развели галдящих ребятишек из столовой по классам, в случае, если сволочи все-таки нагрянут. Но героическим усилием воли он старательно принялся просить бабиньку, которая все равно должна была его слышать, как не раз обещала при жизни, чтобы она проследила этих сволочей и дала бы ему знать.

До первой переменки сволочи не пришли. До третьего урока без звонка в коридор вообще никто не выходил, и Васечка приободрился. А вот на третьем уроке дверь 1Д распахнулась, из класса вышла Светлана Петровна и, хмуря брови, сердито сказала: «Ты горюшко мое, Черепанов! Я у тебя маму вызову в школу! Шалишь без конца, который урок срываешь! Ухи бы тебе оборвать, вот чего! Иди в свой туалет, безобразник!»

Васечка внутренне опять напрягся, но из-за спины Светланы Петровны вышел маленький печальный человек. Он был очень рыжим и совсем не страшным. С облегчением Васечка понял, что Черепанов — совсем не та сволочь, которой так опасалась Наталия Ивановна.

Черепанов поднял понурую оранжевую голову и с интересом поглядел на Васечку. В переменку ему надо было сделать много дел, поэтому он и не заметил тогда нового взрослого, дежурившего у них в блоке. Этот дядька был здоровский, с двумя шишками на голове. У Черепанова тоже была шишка после Элькиного портфеля, но только одна. На этого взрослого можно было долго смотреть, он был бесконечно интересен. Черепанов даже на минутку забыл, зачем это он в классе настойчиво тряс поднятой рукой и просился у Светланы Петровны в коридор.

— Я в туалет хочу, — застенчиво улыбаясь сообщил он Васечке.

— А... а как тебя зовут? — осмелился спросить его Васечка.

— Черепанов. Вася Черепанов.

— Васечка? — обрадовался странный взрослый. — Ты иди, Васечка, скорее, а то вдруг не успеешь дойти! Только не беги, Наталия Ивановна топать не разрешают!

Черепанов ушел в туалет, а Васечке вдруг стало хорошо. Он понял, что теперь с ним ничего страшного уже не случится до самого вечера, пока он не останется один на один Кузминишной мыть коридор перед актовым залом.

На самом деле Васечка видел все немного иначе, чем остальные, совсем чуточку, но из-за этого панорама действительности получалась нечеткой, расплывчатой, а сквозь нее проступали тени каких-то иных созданий. В этом Васечка чувствовал большую схожесть с Пиратом, с которым у него практически сразу установились отношения благодушного приятельства. Пират сразу оценил преимущества нового соседства. В подсобку притащили старый топчан, тумбочку, два одеяла, а Васечка не возражал, когда по ночам Пират, у которого на полу зимой отчаянно болели суставы задних лап, устраивался с ним на топчане у стенки. И, может быть, из-за того, что топчан так сблизил их физически, через некоторое время Васечка стал ощущать и некоторую духовную близость. Он стал неожиданно находить мысли Пирата у себя в голове. Они были разные, но очень простые. Не примитивные, а именно простые, потому что обычные слова Васечке еще надо было перевести на язык образов, а от некоторых слов очень болела голова. А Пират говорил сразу образами, без слов. Иногда Васечка не обращал внимания на разные образы, теснившиеся у него в голове, и тихим поскуливанием Пират просил обратить на него Васечкины мысли. Он как-то мог узнавать и то, что думал Васечка, вставляя в трудный мыслительный процесс товарища понятные им обоим образы. По своей инициативе Пират вообще стал следить, чтобы у Васечки стало меньше прорех в голове, а некоторые жалящие болью мысли, например, про дяденьку Петрова и хозяина, он по собственному почину выгрыз из Васечкиной головы, как мелких досадных блох.

И еще Пират хорошо понимал про огоньки и был в этом полностью согласен с Васечкой. Этого Васечка не решился бы сказать никому, но Пират без слов оценил Васечкину методу. Она как-то совпадала и с мировоззрением самого Пирата. У каждого человека на уровне подбородка Васечка видел небольшой огонек. Огоньки были различных цветов, оттенков, разной силы, но Васечку пугало не это, больше всего он боялся людей, у которых огонька не было вовсе.

У Васечки Черепанова огонек был розовый, теплый, но нестойкий. Когда в переменку с шумом распахивались двери и дети выбегали в коридор, Васечке казалось, что вместе с детьми в коридор вылетает стая разноцветных любопытных светлячков. Васечка очень тогда боялся за детей и наседкой кидался их опекать, потому что светлячки у всех деток были легкие, задуть их могло любое неловкое слово или даже обычный сквозняк. Детей следовало беречь, и Васечка строго проверял ребячье снаряжение перед прогулкой, утешал обиженных и каждого малыша перед уходом домой ласково трепал по голове. Он видел в этом большую практическую пользу, потому что огонек и после мимолетной ласки начинал гореть ровным теплом.

В Светлане Петровне, хоть она и частенько занудно ворчала на детей, Васечка был уверен, потому что у нее сильным светом горел ультрамариновый огонек легкого душой человека. У Наталии Ивановны огонек был самым красивым. Это был тонкий сиренево-фиолетовый цвет, полный напрасных сожалений и несбывшихся надежд, смирения, страсти и горечи. Цвет нес в себе разочарование от открывшихся истин, стремление к действию и беспомощность в самых простых, известных даже Кузьминишне, вещах. В школе огонек горел почти у всех, даже у Кузминишны. Вот только у физрука такой огонек Васечка почему-то никак не мог разглядеть, как когда-то и у почти забытого дяденьки Петрова.

В тот день на горке, которую всю ночь поливали Васечка и Кузминишна, было особенно шумно. И Васечка, как мог, наводил порядок в ребячьей толкотне, когда неожиданно рядом заскулил Пират. В Васечкиной голове возник странный человек с клыками и заросшими шерстью руками, он тянул к себе Танечку из 1Б. Васечка тут же заспешил за Пиратом. Он увидел, как вполне приличный пожилой дяденька вел Танечку к автобусной остановке. Автобус уже выруливал из-за поворота, и Васечка испугался, что не успеет добежать.

— А-а-а... Танечка-а-а... — отчаянно закричал он, размахивая руками. Клыкастый старичок обернулся, но клыков Васечка в нем сразу не заметил. От этого старичок был не менее страшным, потому что Васечка не увидел в нем не только огонька, но и глаз, глубоко утопленных в череп. Таня остановилась, хотя старичок настойчиво тянул ее к подходившему к остановке автобусу. Пират был проворнее Васечки и с разбегу вцепился в худую ногу старичка. Тот на минутку выпустил руку Танечки, и она, понурив голову, медленно пошла навстречу Васечке вдоль школьного забора. Старик откинул Пирата и рванулся за ней, он добежал бы до Тани гораздо раньше Васечки и мог бы еще успеть в автобус, если бы Васечку не остановил тихий свист. На верхушке забора сидел Черепанов.

— Дядя Вася, пригнись, — сказал Черепанов, целясь огромной каменюкой в лоб ощерившемуся старичку. Васечка тут же пригнулся, потому что знал, что Черепанову в этом деле лучше не мешать. Камень просвистел прямо у самого уха, над головой растерянной Тани и поразил цель, в чем, в общем-то, сомневаться не приходилось, имея даже непродолжительное знакомство с Черепановым. Старичок коротко взмахнул руками и опрокинулся на спину, Васечка схватил ревущую Таню и потащил ее обратно на школьный двор. За ними, хромая, плелся Пират.

— Ну и пусть бы, что это не мой дедушка-а! — в голос ревела Таня. — У меня все равно никакого дедушки нету-у! А он мне Барби подарить обеща-ал! Как у Эльки-и-и...

Васечка знал, что в словах такому горю утешения нет, поэтому он подошел к Эльвирочке из 1Д и, стесняясь, попросил ее дать ему насовсем поиграть какую-то Барби. Эльвира вытаращила на него глаза, но, открыв портфель, выбрала из трех штук самую фактуристую.

— Ты для Таньки что ли? — спросила она у оцепеневшего Васечки.— Могла бы и сама попросить. Так она у меня просить боится, а к старику этому идти так... Пусть берет, мне папка еще купит. А здорово его Черепанов приложил, правда?

Вечером Васечку нашла какая-то плачущая тетенька. Она вцепилась ему в рукав и силилась что-то сказать, но голос у нее прерывался. У нее были Танечкины глаза, поэтому Васечка так и понял, что это ее мама, которая обрадовалась, что Таня не ушла к чужому дедушке за Барби.

— Ты это, мужик, иди сюда! — сказал однажды Васечке у школьной раздевалки высокий хорошо одетый мужчина. Огонек горел у него прерывистым красноватым пламенем внутренних противоречий, поэтому Васечка его не очень испугался. А Пират тут же спрятался под скамейку, просигналив Васечке, что этот мужик — не кто иной, как Эльвирочкин папа.

— Спасибо за Эльвирочку, короче, мужик, не знаю как тебя там по батюшке. Носки она носить не любит и варежки. Которую зиму с соплями мучаемся. Воспиталкам в садике еще одну зарплату платил, и все без толку. А тут из школы приходит, так даже шарф на месте и все пуговки. Ты, конечно, мужик, с одной стороны, зря на английское пальто за четыре куска ей зеленую пуговицу нашил, хотя я тоже не какой-то там, ваши трудности понимаю. Но ведь Элька эту пуговку спарывать запретила. Вот ведь дело-то какое! Понимаешь?

Васечка, по правде, ничего ровным счетом не понял, но согласно кивнул головой. Мужчина достал яркую коробочку и протянул ее Васечке.

— Просьба к тебе, мужик, такая от меня будет... Таблетки Эльвирочке для здоровья по одной после еды, ладно, а? Стоят — страшно сказать сколько, а она не жрет! Согласился я на эту вашу продленку, но ты, мужик, и уроки домашние за ней проследи, лады? Я тебя в накладе не оставлю! На вот, на первое время! — сказал мужчина и протянул Васечке какую-то бумажку, очень похожую на деньги. Но такой бумажки Васечка раньше никогда не видел. На ней было слишком много нулей, такие бумажки тетя Маша раньше никогда бабиньке не носила. И Васечка с недоумением посмотрел на мужчину, который вдруг чего-то застеснялся.

— Ты, короче, мужик, в голову-то не бери, я же от души предлагаю... Фу ты, черт!

Как всегда, выручила Кузминишна, которая во время разговора терлась рядом.

— Владимир Сергеевич, ему деньги без надобности, он у нас тут как у Христа за пазухой, на всем готовом. Вы вещички какие для него ненужные соберите, а то он тут у нас обносился немного. Он ведь с ребятишками на горку ходит и так, по двору. А одежку ему мы старенькую собрали, ношеную. В театр с первыми классами его уже вывести не в чем, а Васечка переживает.

— Я Снегурочку хочу посмотреть, — доверчиво прошептал мужчине Васечка.

— В чем проблемы-то, братан? Обязательно увидишь, раз так приспичило. Понял я, короче, основное направление действий. Бывайте тут без меня! Спасибо за наводку, мамаша!

Владимир Сергеевич, как оказалось, слов на ветер не бросал. Уже вечером два коротко стриженных хлопца доставили в школу несколько коробок с еще вполне добротной одеждой. Отдельно Кузминишне отдали в руки старенькие тикающие офицерские наручные часы. Рассудив, что Васечке часы ни к чему, Кузминишна взяла их себе насовсем. Она была так довольна часами, что впервые позвала его вечером пить чай с баранками. Васечка явился на чаепитие при полном параде: в новых брюках, в свитере с вышитым орлом и почти не ношенной пыжиковой шапке.

— Ты бы еще перчатки надел, — захихикала Кузминишна.

А за чаем она вспомнила, что в коробках было несколько пар перчаток, и сказала, что парочку у него позаимствует огребать снег от школы, иначе скоро их с крышей засыплет. Васечка сидел еще в новых ботинках на меху, и счастье не помещалось у него на личности, потому что ему казалось, что его ноги вдруг поместили в две мягкие печки с сухим ровным теплом.

В театр кукол на спектакль «Снегурочка» Васечку собирали Кузминишна и Светлана Петровна, отказывавшаяся одна идти в театр с Черепановым без Васечки. И когда Васечка вышел в светло-зеленом, шелковом двубортном костюме, то провожать их в театр высыпала вся учительская. По признанию физички, Васечка выглядел в костюме из коробки Эльвирочкиного папы просто отпадно. Но когда он надел еще и вполне приличный китайский пуховик с пыжиковой шапкой, то сопровождать детей в театр ринулись все учительницы младших классов.

В театре перед спектаклем Васечка угостил учительниц фантой и пироженым в буфете, на деньги, выданные ему Эльвирочкиным папой на карманные расходы перед культпоходом. Учительницы улыбались, кушая пироженое, и Васечке было очень хорошо. Дети носились по театру, им было весело, но Васечка был спокоен, потому что перед входом в театр стояли строгие тетеньки — отрывальщицы билетов, и уж они бы, конечно, не допустили бы в это безопасное место никаких старичков. Но сам спектакль произвел на Васечку настолько неизгладимое впечатление, что он принялся громко рыдать, когда Снегурочка растаяла навсегда... Дети и растерявшиеся учительницы обступили его плотным кольцом, а Черепанов прервал поток гадких домыслов театральной обслуги: «Горе у человека! Не видите, что ли? Лопатник у него в автобусе увели, а он только сейчас хватился! Триста долларов коту под хвост из-за вашей гребаной Снегурочки!»

* * *

— Васечка... Ты это... Ты в подсобку днем не заходи, а? — запинаясь, сказала Светлана Петровна. — Мне там с человеком одним надо увидеться. Очень надо. И Пирата туда не пускай, ладно?

Васечка растерянно переглянулся с Пиратом, который давно ему говорил, что от Светланы Петровны в последнее время подозрительно пахнет физруком. Почему-то он точно знал, что, на самом деле, Светлане Петровне совсем не надо быть наедине с физруком в их с Пиратом подсобке, но слов не было, и Васечка только хлопал пушистыми ресницами, глядя на сконфуженную Светлану Петровну. Он повернулся и побрел в группу продленного дня. Пират бежал за ним, на ходу посылая ему в голову ужасные образы, как физрук два раза прижимал Светлану Петровну к расстроенному школьному пианино, а от самого при этом пахло женой и двумя детьми. Помочь мог только рыжий Черепанов, но Васечка боялся, что тогда Светлана Петровна окончательно обозлится на красноголовика.

Черепанов мучился над задачей, ожидая, когда ее можно будет просто списать у Эльвирочки, а та решать не торопилась, взахлеб играя с Таней и еще несколькими девочками в Барби. По лицу Васечки и печальной морде Пирата Черепанов почуял что-то недоброе.

— Дядь Вась? Ты чего? — спросил он у Васечки.

— С ним наша Светлана после уроков шепталась, сам знаешь чего, — подала голос вездесущая Эльвирочка. — Ты, Черепанов, если туда сунешься, тебя из школки вышибут, молчи уж. И Светку закладывать нельзя. Вот Васечка и мучается.

— А может, физрука того? Ты, дядь Вась, только всем скажи, что я отсюда не выходил никуда, ладно? — сказал Черепанов, направляясь к выходу. — Эль, ты бы кончала сачковать и задачку-то решила бы все-таки, а то ведь завтра меня обязательно спросят.

Эльвирочка проводила задумчивым взглядом Черепанова, оставила своих Барби девочкам и с рвением кинулась к урокам. Васечке, который, не находя себе места, неприкаянно бродил по кабинету, она сказала: «Васечка! Если ты сядешь на стул и будешь ждать Черепанова тихонько, то я после уроков почитаю тебе книжку не страшную, не про Снегурочку!»

Черепанов появился минут через двадцать. Эльвирочка оторвала голову от книги и вопросительно посмотрела на него.

— Порядок, — сказал Черепанов. — Больше не сунется.

Они до самого вечера читали книжки и сидели тихонько даже тогда, когда к ним заглядывала рассерженная Наталия Ивановна.

В сущности, ничего такого особенного не произошло. Просто Черепанов стащил у школьной фельдшерицы несколько спичечных коробков с анализами кала первых классов. Он аккуратно выложил их содержимое в карманы брюк и ботинки физрука, полоскавшегося в душе после тренировки перед самой свиданкой. Расфасовка анализов была очень удобной, поэтому, когда их подозрительно обнюхивала Наталия Ивановна, в очередной раз забегавшая к ним с проверкой, от Черепанова ничем не пахло, в отличие от оравшего на всю школу физрука. Он потом в отчаянии громко обвинил во всем Светлану Петровну, приревновавшую его таким образом к жене и деткам. Наталия Ивановна тут же пригласила его в свой кабинет, откуда он вышел с красными пятнами по всему лицу.

Светлана Петровна неделю ходила по школе тихая, чем-то расстроенная, но к Черепанову не прикалывалась. Огонек в ней тогда был совсем небольшой. К субботе Наталия Ивановна собрала весь педагогический коллектив младших классов вместе с Васечкой на чаепитие и подарила ей и еще одной учительнице крем для глаз, по большой коробке конфет и по паре колготок. Все учительницы их поздравили, и Светлана Петровна тоже немного пришла в норму, правда, в тот вечер она долго плакала в раздевалке. А Пират проникся бесповоротным уважением к Черепанову и радостно вилял всем телом, встречая его у школы.

— Я, дядь Вась, по правде, хочу стать интернетом, — признался как-то в задушевной беседе Черепанов Васечке. — Светлана Петровна сказала, что в школу скоро компьютеры привезут. Если это правда, то есть смысл жить дальше. Меня на компьютеры нигде не пускают. Не-е, не из-за этого... Там деньги нужны, а мамка просила меня не воровать. А Светлана Петровна обещала меня научить. Эльке хорошо, у нее дома есть компьютер, поэтому он ей и даром не нужен. Она все смеется, что я и так интернет. А какой я интернет без компьютера?

Васечка мало что осознал в сбивчивой речи Черепанова, но со своей стороны решил проследить, чтобы Черепанов обязательно стал интернетом. В кладовую рядом с подсобкой на неделе действительно должны были доставить компьютеры. Но вот сам класс у них с Кузминишной был еще не готов. Васечка проверил стенки, подбил полы, укрепил подоконники, прошпаклевал и покрасил двери, вставил в косяки металлические штыри и накладки, но ни оконные решетки, ни железные полотнища дверей Владимир Сергеевич в школу еще не привез. А из РОНО Наталию Ивановну требовали принять компьютерный класс немедленно, иначе угрожали передать другой школе. И почему-то все эти настойчивые требования передавались ей через физрука. Но это вообще-то было понятно, поскольку он был единственным, кроме Васечки, мужчиной в школе, и разгружать компьютеры со страшеклассниками предстояло ему. Но Пират докладывал Васечке, что физрук подолгу беседует с какими-то неприятными типами у большой заграничной машины, которая поджидала его в переулке возле школы. Почему-то Пират полагал, что речь там идет как раз о компьютерах, хотя ни он, ни Васечка компьютеров не видели ни разу.

Привезли компьютеры в среду под самый вечер, после группы продленного дня, поэтому выгружать заставили и Васечку. В рейсах к машине и до кладовой его сопровождал Пират, шерсть на нем стояла дыбом. Он подслушал телефонный разговор физрука, в котором были только слова «Сегодня после двенадцати», и ничего хорошего для них не ждал.

Все ушли, а довольная Кузминишна позвала пить чай с ликером, который подарил ей физрук за ударный Васечкин труд. Васечка отказался, сказав, что у него очень голова бобо. Больше он говорить не мог, потому что у него действительно невыносимо болела голова от тяжкого предчувствия. Кузминишна выпила одна и тут же заснула за столом, и Васечка с Пиратом остались совсем одни. В двеннадцатом часу ночи Васечка не выдержал, спустился в группу продленного дня, нашел домашний телефон Эльвирочки, записанный в тетрадке, висевшей на стенке, и впервые в жизни попробовал воспользоваться телефоном на вахте, пытаясь вспомнить недавние объяснения Светланы Петровны по этому поводу. С третьего раза ему все-таки удалось набрать номер. Трубку долго не брали, а когда спросили «Алло», Васечка сквозь слезы стал кричать дяденьке Владимиру Сергеевичу, что Черепанову надо стать интернетом, а компьютеры сейчас заберут дяденьки физрука, а Кузминишна спит после ликера, а Пират говорит, что они уже идут...

Когда приехала милиция, двери школы были распахнуты настеж, у здания уже стояла карета скорой помощи. У раздевалки их встретил заспанный мужчина с несколькими крепкими пацанами. Он сказал, что их вызвал сотрудник школы, но бандитов они не застали. Но товарищ успел заложить местного физрука, так что концы в воду этой суке кинуть не удастся. Навстречу милиционерам вынесли Васечку с залитым кровью лицом, он в забытьи звал какого-то дяденьку и Пирата. Пирата он звал уже напрасно, тело неказистого песика обнаружили там же, где и Васечку — у кладовой, с перебитыми лапами и вывернутой на бок головой...

— Дело заводить надо, хотя и компьютеры целы. Дай Бог, выживет ваш учитель, а так ведь — убийство форменное налицо. Героизм, наверно, даже. Как фамилия-то у товарища?

Наталия Ивановна, в принципе, понимала, что пожилой милиционер воспримет ее слова не совсем адекватно. Она видела, что он всерьез настроился на описание подвига Васечки в отчете, достал бумагу, карандаш и сочувственно приготовился к ее показаниям. Но, честно говоря, ей было уже все равно. Она тихо ответила: «Не знаю я, как его фамилия. Васечка он, при школе жил, в подсобке. Он умственно отсталый, поэтому фамилию свою не помнил, а документов у него не было»

— Та-а-ак... Чокнутый, значит, без документов, — устало выговорил милиционер, складывая листок и карандаш обратно в папку. — А потом мы вдруг удивляемся, гражданочка, с чего бы вдруг это в школу среди ночи лезут компьютеры воровать! Совсем уж с ума посходили! С катушек съехали!

Бог не дал, и Васечка не выжил. Но перед самой смертью у него вдруг перестала болеть голова. В больнице, в пять утра еще было тихо-тихо, и Васечка очень удивился и обрадовался тому, что возле него вдруг оказалась бабинька. Она приложила старенький сморщенный пальчик к губам, дав понять ему, чтобы он не выдал ее присутствия задремавшей нянечке, нанятой специально для него Владимиром Сергеевичем. Васечка с готовностью протянул бабиньке руку и с облегчением понял, что сейчас они наконец-то пойдут домой...

Начальник городского РОНО Поперечный В.К. проверил документы в папке. Он просто не знал, что с этими школьными бабами делать. Они давно уже сели Поперечному на голову и цедили из него кровь стаканами. В прошлом году они организовали три забастовки и все требовали зарплату с него, Поперечного. Все это они делали, конечно, исключительно назло городскому РОНО и ему лично. А в двух школах недавно эти мерзавки три недели лежали перед телекамерами в школьных спортзалах голодными в знак протеста. Разве нормальный человек смог бы три недели лежать голодным на матах? Нет, они там точно все с ума посходили, и только он мог немедленно поставить всему этому массовому сумасшествию заслон. Поперечный еще раз прочитал рапорт районного РОВД о проживании прямо в школе №8 душевнобольных без паспортов и фамилий, и кровь опять кинулась ему в голову. Предписание о снятии Заварзиной Наталии Ивановны с занимаемой должности лежало у него в папке, но вот только в данный момент некого было поставить на ее место, потому что сын Валерии Степановны из главка еще не закончил университет. Хоть бы она этого дурака на годик позже взяла, и все было бы по уму. Нужен им там крепкий мужской кулак, давно, видать по нему тоскуют. А сейчас придется опять бабу временным исполняющим ставить — ихнюю физичку, а она у них тоже того. С приветом.

Подъезжая на служебной «Волге» к восьмой школе, Поперечный увидел толпу, и все в нем похолодело. Он понял, что гнилая городская общественность раньше него разузнала о происходящем в школе беспределе и него явилась выразить свое недоумение лично Н.И. Заварзиной. А он еще не успел ее снять, поэтому влетит и ему, Поперечному В.К.

Поперечный не знал, что это просто были Васечкины похороны. А поскольку башлял их Владимир Сергеевич, то народу, венков и цветов было очень много. Но рыжий Черепанов рассудил по-своему. Светлана Петровна давно всех предупреждала, что у него с головой бобо еще почище Васечки будет, и они еще все обольются от этого Черепанова слезами. Перед похоронами он залез в школьный музей боевой и трудовой славы и, обливаясь слезами, временно реквизировал награды покойного военрука школы, который брал Берлин и форсировал все реки вместе с Первым Белорусским фронтом. Поэтому девчонок с бархатными подушками с медалями и орденами Черепанову пришлось построить не парами, а аж по три штуки в ряд. Поперечный подъехал в тот самый момент, когда грянул прощальный марш в исполнении нанятого Владимиром Сергеевичем городского симфонического оркестра, и девочки по главе с Эльвирочкой понесли по команде Черепанова медали и ордена. Поперечного опять прошиб пот. Увидев орден Красного Знамени, он снял шапку, а на орден Великой Отечественной войны Ш степени — растерянно перекрестился...

Физрук так и пропал с концами. Пирата похоронили в школьном дворе, а на кладбище к Васечке Наталия Ивановна повадилась ездить каждый день, потому что Владимир Сергеевич давал ей свою машину. И вот не прошло еще сорока дней после Васечки, как она, придя в школу, обнаружила в холле возле раздевалки толпу журналистов. Они сразу же все вместе закричали на нее: «Расскажите, как это Вам пришло в голову сделать из нормальной средней школы приют для умственно отсталых? Это как-то влияет на творческий педагогический процесс? Как реагируют родители учеников, которые имеют тесный контакт с этой категорией граждан?»

Наталия Ивановна никак не могла собраться с противоречивыми мыслями, которые пришли у нее в полный беспорядок из-за событий последних дней. Нервы ее были на пределе, поэтому она просто по привычке заорала на журналистов, как на безалаберных пятиклассников: «Я с вами тут ля-ля фа-фа говорить не буду! Шапки снять немедленно! Натоптали еще тут на линолеум! Вы в школу пришли, а не в кабак! Кузминишна, чо смотришь? Гони эту шоблу отсюда!»

Она повернулась от враз притихших журналистов с микрофонами и телекамерами и неровной походкой пошла к себе в кабинет. Спиной она ощущала, как эти журналисты, вспомнив, видно, детство золотое, тихонько на цыпочках спешили к выходу.

Руки у нее дрожали, поэтому она не сразу попала ключом в дверной замочек своего кабинета. Она села за свой стол, включила настольную лампу и подняла глаза на стенку напротив. Там, за шкафами, скрытно от глаз случайных посетителей, висел портрет Васечки, выполненный прославленным школьным художником Юрой Морозовым из 7Б. Васечка, как и в жизни, имел на этой картинке большую шишковатую голову и пару оттопыренных фиолетовых ушей Он, как всегда, улыбался щербатым ртом, а за его спиной Юра нарисовал два белых, как у голубя-дутыша, крыла. И впервые за всю свою педагогическую творческую деятельность Наталия Ивановна по-бабьи завыла на весь кабинет, и слезы наконец-то пришли к ней. Она рыдала, сморкаясь в вафельное казенное полотенце, и чей-то шепелявый голос восхищенно шептал ей прямо в душу: «Какая же ты все-таки тетенька, Наталия Ивановна! Самая красивая и добрая на свете!»